don_katalan

9
В квартиру не стучась вошла соседка Мариша. Она привыкла, что дверь всегда открыта и можно заходить когда ей вздумается.
- Ты такой сегодня бледный, опять всю ночь не спал? - вместо приветствия участливо спросила она Ивановича.
- Да, да...такой бледный, в поношенном сюртуке и с такими же поношенными мозгами, душой и телом. Это всё обо мне, - ответил он.
- А я вот в магазине была. Там, в связи с Троицей всем православным сегодня дешёвых курей дают. Вот зашла спросить, тебе не надо? - Мариша слегка потряхивает пакетом. Оттуда вываливается синюшная куриная голова.
- Нет, спасибо, я на диете. Хорошо, что зашла. Помоги одеться, а то руки слегка онемели. Вон колпак лежит на тумбочке, - говорит Иванович.
- И давно у тебя это "онемение"?
- С тех самых пор.
- Это не колпак, это носок, - подойдя к тумбочке сказала Мариша. - К тому же дырявый. В таком неприлично выходить. - Она его вертит в руке. - К тому же не свежий. Я бы, на вашем месте, его не стала бы надевать.
- Да? тогда не надо. Я буду странно выглядеть.
- Ой, какой красивый рисуночек, раньше его здесь не было, - рядом с носком Мариша приметила небольшую картину в золочёной рамочке. Она написана в стиле импрессионизма-абстракционизма с элементами кубизма.
Бережно взяв в руки, Мариша сначала быстро крутит её по часовой стрелке, потом, после небольшой паузы, громко выдохнув - против. Несколько раз, словно градусник, энергично встряхивает.
В ней чувствуется знаток живописи. Она понимает как выбрать правильный ракурс.
- Искусно написано, ничего не скажешь... не хуже чем у Сезанна кувшинки, - чуть вытянув руку говорит она. - Это, что тут такое? - точно снайпер, она прищуриват левый глаз, - Ммм...клумба с цветочками?
- Нет, это гроб с костями, - без тени иронии отвечает Иванович.
- Да, я так и подумала. Недурственно получилось... Сами рисовали? - успев проникнуться глубиной цвета и чистотой линий, восторженно спрашивает соседка
- Нет, бывшая коллега с работы - Аннушка. Это она на досуге балуется. На похоронах Николая Ивановича подарила мне на добрую память о морге. Говорит, долго пришлось выбирать подходящую натуру, освещение. Всю душу в нее вложила.
- Ааа... давайте по этому поводу, другого придумать не могу, выпьем, так сказать, чокнемся разбитыми сердцами...У вас, помнится, замечательный медицинский спирт был, для обработки ран наружных, но очень помогал и при внутренних, кстати.
- Увы, с некоторых пор он куда-то испарился.
- Как же это испарился? Он был вот тут, я хорошо помню. Он придавал всему интерьеру шарм...особый уют.
Соседка, вспенивая перед собой воздух и судорожно, словно жонглер на трапеции, размахивая руками, семенит к румынскому серванту, стоящему у стены. В нем несколько минут, надрывно сопя, уверенно шарит руками по полкам.
- Действительно, испарился, - полуобернувшись к Ивановичу, озадаченно говорит она, - причем, вместе с бутылкой.
В правом углу глаза у нее в несколько секунд набухает слеза. Она переливается всеми цветами радуги. - Что ж вы его на виду-то держали? Разве так можно? Еще и дверь в квартиру не закрываете, - укоризненно говорит она.
- Ключи затерялись.
- Так жить среди нормальных людей нельзя. Вам надо из этого извлечь урок.
- Извлеку.
- Горе-то какое! Я так к нему привыкла.
- Не надо так переживать. Эта беда поправима: завтра позвоню Мортену - он еще принесет.
- Берите и звоните. Прямо сейчас. Зачем же завтра, то что можно сделать сегодня?
- Не могу, спешу. Мне надо срочно идти к подземному переходу на Советской. Да и руки слегка онемели. Трубку не подниму.
Мариша, окинув его презрительным взглядом, тяжело вздохнула: - Гормоны стресса у меня давно вытеснили гормоны счастья. Они постоянно повышают давление, увеличивают количество холестерина в крови и рано или поздно сведут меня в могилу. Я к вам, как к врачу за помощью шла. А вы?! - В её голосе звучит столько же укоризны, как у Юлия Цезаря в конце жизни к Бруту.
- У меня есть аспирин. Хотите его? - предлагает Иванович.
Мариша окидывает его еще одним, почти таким же, как предыдущий, ледяным взглядом.
Иванович, понимая глубину своего падения, стыдливо прячет глаза в пыльном углу за антресолью.
Не дождавшись реакции, в отчаянье, от мужского жестокосердия, дама хватается за голову и испускает протяжный стон.
- А-с-п-и-р-и-н, - раздельно по буквам произносит бедная женщина, - а, еще, интеллигентом называется. Эх, доктор, доктор - я в вас так верила. Шла, как умирающий, за спасеньем.
- Так я ведь не совсем обычный "доктор". Я специалист по вскрытию мертвых. Как умрешь, так и приходи, - Иванович добродушно улыбается.
Мариша, упиваясь охватившим её горем, словно соляной столб, несколько минут стоит подняв глаза к потолку.
Иванович рядом переминаемся с ноги на ногу. Он боится нарушить ее траур бесцеремонным словом.
У Мариши, как видно начала затекать шея. Она, внезапно, точно воскресший Лазарь, шаркнув ножкой, запевает: "За секундами минуты, за часами - день за днем. А ведь где-то нас ждут...Но мы туда не пойдем." И...не прощаясь, уходит.
Дверь остается распахнутой. Сквозняк, еще один непрошенный гость, на цыпочках крадется по квартире. Добравшись до картинки на тумбочке, он сбрасывает ее на пол.
Уже издалека, из чрева подъезда, разнося эхо по квартирам, с новым порывом ветерка, доносится бодрый голос соседки: - Только не забудьте позвонить, я еще наведаюсь.
- Приходи, - глядя в окно, прошептал Иванович. - Я отдам вам всё: портрет Короленки и нитку зеленых бус.
(Читать с начала лучше на Дриме по тегу л%гандония)