don_katalan

У советских собственная гордость,
На буржуев смотрим свысока.
Владимир Маяковский

1

Интересно узнать, чем завершился суд над Дыбенко. Принимая во внимание пролетарское происхождение и великие заслуги, советский суд оправдал дезертира Дыбенко. Оправдание вот какое: он не был готов воевать.
Правильно. Ломать — не строить. Разлагать армию и флот Дыбенко был готов. Разбивать офицерские головы кувалдой — тоже. Расстреливать рабочие демонстрации — и тут готов. Разогнать всенародно выбранное Учредительное собрание — всегда готов.
А вот воевать на фронте — не готов. Чуть опасность — и побежал революционер Дыбенко далеко и быстро. Еле изловили.
Поймав, его выгнали из правительства Ленина — Троцкого, из коммунистической партии, но расстреливать не стали и даже не посадили.
И вот после суда начинаются совсем удивительные приключения. «Советская военная энциклопедия» (Т. 3. С. 277) сообщает, что с лета 1918 года Дыбенко находился на подпольной работе в Украине.
Странно. Выгнали из партии, и куда его теперь? На подпольную работу! Выгнали за разгильдяйство и трусость, за дезертирство и после этого…
Там, в подполье, только такие и требуются. Да ведь не просто выгнали — Дыбенко сам перепугался и сбежал за Волгу, тем самым вышел из состава троцкистско-ленинского правительства, самоустранившись. А если он и с подпольной работы сбежит?
И о каком подполье речь?
Подполье было партийным, у каждой партии собственное: у анархистов свои пароли, явки и тайники, а у левых эсеров — свои.
В какое именно подполье послали Пашу Дыбенко, если он беспартийный? Вообразим, что прибыл подпольщик Дыбенко на явочную квартиру с такой аттестацией: он больше не коммунист, его выгнали за трусость, теперь он с вами работать будет. А кому он такой нужен?
Представим, что в ходе войны Гитлер за трусость выгнал из своего правительства и из нацистской армии, допустим, Геринга, и забросил его в советский тыл — свастики на заборах рисовать, листовки расклеивать, по ночам красные гитлеровские знамена тайно на заводских трубах вывешивать.
Неудобство в том, что Геринг был мужиком крупным, заметным, как Павел Дыбенко. Кроме того, Геринга по карикатурам знала вся Россия, он быстро попался бы.
Но в то время Павла Дыбенко в России и Украине знали лучше, чем Геринга в Германии в последние годы Третьего рейха: председатель Центробалта, член первого советского правительства, троцкистско-ленинский нарком, палач народных демонстраций и губитель Учредительного собрания.
Фотографии его печатались во всех газетах. Дорвавшись до власти, народные комиссары по всякому поводу печатали свои портреты: вот мы, правители ваши, Дыбенко, Коллонтай, Раскольников, — любуйтесь.
И приказы-декреты писали товарищи зачастую лишь ради того, чтобы украсить их своей подписью, чтобы знала Россия своих повелителей.
Да и в лицо Павла Дыбенко знал каждый балтийский матрос, а они по всей стране разбежались, любой опознать мог. И провалился бы подпольщик Дыбенко и всю подпольную организацию завалил бы.
Так кто же его послал на подпольную работу?
Вот тут биографы славного революционера умолкают. Его никто в подполье не посылал. Он сам ушел в подполье. В грозный час, когда советская власть висела на ниточке, Дыбенко так законспирировался, что никто не знал, куда он подевался.

2

Потом Дыбенко вынырнул. Большевики захватили Крым, и Дыбенко стал народным комиссаром по военным и морским делам Крымской советской республики. Пробыл он на этом посту недолго. Выбили красных из Крыма. И обнаружили там неизгладимые следы страшных злодеяний.
В марте 1921 года балтийские моряки подняли Кронштадтское восстание. Это восстание среди прочих подавлял и бывший балтийский матрос, бывший председатель Центробалта товарищ Дыбенко. Он командовал Сводной дивизией. И тут надо объяснить, что есть Сводная дивизия.
В Кронштадте против большевиков восстали гарнизон города и экипажи некоторых кораблей Балтийского флота. И мало кто из коммунистов желал проливать кровь матросов, которые подарили власть Ленину и Троцкому. Это ведь свои. Мятеж давить некому. Верных частей нет.
И вот тогда партия послала на подавление своих полководцев. Тут и Троцкий, и Тухачевский, и Якир, и Федько, и Ворошилов с Хмельницким, Седякин, Казанский, Путна, Фабрициус и многие другие. Заглянем в биографию любого стратега того времени и почти наверняка найдем его в числе кронштадтских героев.
Такое впечатление, что в тот момент никто молодой Советской республике не угрожал — кроме народов России.
Восстание в Кронштадте могло стать детонатором. Вся Россия могла полыхнуть. Уже забастовал Питер. Уже тамбовские мужики сажали на вилы озверевших комиссаров.
Кронштадт коммунистам надо было давить. Срочно. Потому, бросив всё, они стянули сюда весь командный состав: рядовых на такое дело поднять не удавалось. Но одних командиров было мало.
И тогда Коммунистическая партия послала делегатов своего Х съезда. Этим деваться некуда — если полыхнет, делегатов русский народ накажет так, как только у нас наказывать умеют. Командирам и делегатам Троцкий обещал огромное количество орденов.
Но карателей не хватало. И тогда на подавление мятежа бросили крупных партийцев. Тут и Калинин, и Бубнов, и Затонский. Бросили начинающих писателей: иди, объявим классиком. Там, кстати, и купил себе звание классика будущий генеральный секретарь правления Союза писателей СССР товарищ Александр Фадеев.
Но и будущих классиков соцреализма не хватило.
Послали курсантов. В большинстве своем это были карьеристы, сознательно выбравшие советскую власть и намеревавшиеся делать карьеру, проливая реки народной крови. Коль так, вот вам, ребятки, возможность отличиться.
Ко всему прочему сформировали Сводную дивизию. Она еще именовалась Сбродной.
Коммунисты собрали в эту дивизию всю мразь, которая только была в стране и за её пределами. Собрали тех коммунистов, кто провинился, проворовался, пропился, продался, собрали сюда коммунистов-мародеров и коммунистов-насильников.
Во главе Сбродной дивизии стоял бежавший с поля боя, изгнанный из партии за трусость, вынырнувший неизвестно из какого подполья Дыбенко: вперед, товарищи!
Он в партии не состоял, мог бы этим делом и не заниматься. Но занялся. И опять кронштадтский лед. Опять проруби. И трупы под лед.
Только теперь это не трупы офицеров, теперь это сами матросики. Когда Дыбенко бунтовал в царском флоте, его отправили просто воевать на фронт, а когда против него бунтовали, он матросиков топил.
О храбрости Дыбенко докладывал заместитель начальника особого отделения Юдин:
«561 полк, отойдя полторы версты на Кронштадт, дальше идти в наступление отказался. Причина неизвестна. Тов. Дыбенко приказал развернуть вторую цепь и стрелять по возвращающимся. Комполка 561 принимает репрессивные меры против своих красноармейцев, дабы дальше заставить идти в наступление»
(Центральный архив ФСБ РФ. Фонд 114728. Том 3. Лист 30).
Стреляли своих красноармейцев, чтобы заставить их стрелять по своим матросам.
Расстрел на расстреле и расстрелом погоняет.
Захваченных матросов — судить. Наш родной пролетарский суд разбирал каждое дело индивидуально и вынес 2103 смертных приговора. (Военно-исторический журнал. 1991. №7. С. 64).
Тоже ведь не просто это — приговоры выносить. Если на разбор каждого дела и на вынесение приговора тратить по целой минуте, то за десять часов напряженного труда без перерывов можно вынести всего 600 смертных приговоров. За двадцать часов без единого перерыва можно вынести 1200 смертных приговоров. А привести в исполнение…
Ну-ка сами попробуйте две тысячи человек перестрелять. То-то.
С этого героического момента карьера Дыбенко снова пошла вверх, правда, не так круто, как раньше. У него было три ордена. По тем временам — герой из героев. Но за всю Гражданскую войну он не заработал ни одного. Нигде никак себя в войне не проявил.
Первый орден — за Кронштадт, за карательную экспедицию. За расстрелы. Никакой там войны не было. Корабли вмерзли в лед, и толку от них не было. Пушки на кораблях сверхмощные. Из тех пушек на огромные расстояния стрелять по таким же линкорам с непробиваемой броней.
По пехоте из таких пушек — как из пушки по воробьям.
Были на кораблях пушки малого и среднего калибров, были пулеметы. Но Гражданская война — это одна непрерывная череда кризисов. Каждый раз, когда кризис возникал, с кораблей и бездействующих фортов Кронштадта телегами, баржами, санями, грузовиками и эшелонами вывозили патроны и снаряды, гнали их под Царицын, под Воронеж, под Ростов и Батайск, под Варшаву.
Так что не оказалось у восставших матросиков патронов и снарядов. И винтовка матросу не положена. На кораблях винтовки только для караула.
И еще: в Кронштадте не было продовольствия.
Коммунисты установили такую власть, что хлеб почему-то пропал. И масло с сахаром тоже. Питер голодал. Потому время от времени запасы Кронштадта перебрасывались на съедение городу. В 1919 году запасы Балтийского флота и Кронштадтской крепости были полностью вывезены и съедены.
Потом в Кронштадт от случая к случаю подбрасывали. Но понемногу.
Голод как раз и был одной из причин восстания. Если бы можно было потерпеть, то восстание следовало начинать на две-три недели позже, когда вскроется Финский залив. Тогда восставшему флоту никто был бы не страшен. Тогда флот представлял бы действительную силу, а крепость на острове была бы неприступной. Но ждать было невозможно.
В карательной операции против голодных матросов, которым было нечем стрелять, и отличились все наши полководцы, стратеги великие, и Дыбенко среди них.
Создав десятикратное превосходство в живой силе и подавляющее в вооружении, разгромили безоружных матросов и учинили расправу. За эти подвиги всех изгнанных из партии начали восстанавливать в её рядах. Через год раздумий и сомнений вернули в партию и Павла Дыбенко. И должность ему дали: командир дивизии. Карательной.
Гражданская война завершилась, а народишко все никак власть народную признавать не желал. И здесь Дыбенко себя проявил. И заработал еще два ордена. В мирное время. На карательном фронте. И стал легендарным героем. С тремя орденами.

3

1937 год застал командарма Дыбенко в Куйбышеве на посту командующего войсками Приволжского военного округа. Заместителем у него — комкор Кутяков. Тот самый, который после смерти Чапаева командовал Чапаевской дивизией.
Поступил приказ: Кутякова взять. Дыбенко не возражал. Наоборот, он был готов помочь чекистам организовать арест своего заместителя прямо в своем кабинете. Кутякова взяли 13 мая 1937 года.
По какому-то дьявольскому совпадению именно в этот день, 13 мая, в Кремле Сталин принимал Тухачевского, о чем в книге регистрации сохранилась соответствующая запись. О чем Сталин говорил с Тухачевским, навсегда останется тайной. Но из Кремля, от Сталина Тухачевский направляется в Куйбышев, чтобы занять кабинет Дыбенко, в котором только что был арестован Кутяков.
Тухачевский прибыл в Куйбышев и якобы принимал Приволжский военный округ, а Дыбенко якобы его сдавал. Но, сдав округ, Дыбенко почему-то не спешил уезжать. Дыбенко почему-то задержался в Куйбышеве.
В свете дальнейших событий эта задержка понятна. Сталин выслал Тухачевского из Москвы с тем, чтобы оторвать от соратников и подчиненных, от власти в Москве. Но не так был прост товарищ Сталин, чтобы дать Тухачевскому власть в Куйбышеве хотя бы на короткое время.
Потому Дыбенко, якобы сдав округ Тухачевскому, никуда не спешил. Он остался на месте. Подстраховывать.
Тухачевский в Приволжском округе — только формально командующий. А власть над округом фактически так и осталась в руках Дыбенко. Если бы ударило в голову Тухачевскому что-либо непотребное, то осуществить это никак не удалось бы: ключи от власти над Приволжским военным округом были не у него, а у Дыбенко.
И вот Тухачевский арестован и отправлен обратно в Москву. Вслед за ним поспешил и Дыбенко — судить Тухачевского, Якира, Путну, Примакова и других.
И судил. Вместе с Блюхером, Алкснисом, Беловым и другими уличал, разоблачал, клеймил, выносил приговор. И гордился доверием. И хвалился своим участием. И.В. Дубинский вспоминает:
«Приехал из Куйбышева Дыбенко… Хвалился, как он, Дыбенко, пригласил к себе в кабинет своего первого заместителя Кутякова, а там, спрятавшись за портьерами, уже ждали работники НКВД»
(Дубинский И.В. Особый счет. М: Воениздат, 1989. С. 201).

4

Как военный теоретик Павел Ефимович Дыбенко себя не проявил. Он написал множество книг: «В недрах царского флота», «Мятежники», «Октябрь на Балтике», «Из недр царского флота к Великому Октябрю», «Революционные балтийцы».
Все эти творения не о стратегии и тактике, а о героических подвигах самого автора, - великого революционера Дыбенко.
А завершилась карьера полководца, мыслителя и организатора ударного лесоповала в тюремной камере. Среди прочего товарища Дыбенко обвиняли в пьянстве и разложении. В постановлении ЦК ВКП(б) от 25 января 1938 года говорилось:
«Дыбенко вместо добросовестного выполнения своих обязанностей по руководству округом систематически пьянствовал, разложился в морально-бытовом отношении…»
(Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О т. Дыбенко». Архив Президента РФ. Фонд 3. Опись 24. Дело 330. Лист 113.)
В письме Сталину Дыбенко пьянство отрицал:
«Записки служащих гостиницы «Националь» содержат известную долю правды, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было».
(Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Книга первая. Ч. 2. С. 269).
Знали революционеры, где выпивать. Местами их дружеских развлечений были «Националь» и «Метрополь».
А морально-бытового разложения Дыбенко не отрицал. Под этим термином в Советском Союзе понималась выходящая за рамки приличия любовь к чужим женам.
К сведению тех, кто родился после всего этого: в Советском Союзе могли выдвигаться самые фантастические обвинения — от шпионажа в пользу Аляски до черт знает чего.
Но были два обвинения, которые никогда не выдвигались зря: тем, кто не пил и по чужим женам не шлялся, пьянства и бытовухи не шили. А если шили, значит, были основания.
А еще революционера Дыбенко объявили американским шпионом. Шпионаж в пользу Америки — это несколько круто взято.
Но товарищ Дыбенко и тут не полностью чист. У него сестра почему-то жила в США.
Дыбенко имел официальные встречи с американскими военными представителями и в частных разговорах просил содействия в получении пособия для сестры. И своего добился. Пособие в США сестра бедного командарма получала.
Забота о сестре — дело святое.
Но надо выбирать одно из двух: устраивать в России переворот и раздувать мировую революцию в надежде истребить всех буржуев или клянчить у тех самых буржуев деньги.
Дыбенко такие вещи совмещал: он всей душой ненавидел помещиков, капиталистов, офицеров и всяких прочих угнетателей, считал их кровопийцами, истреблял их беспощадно весьма необыкновенными способами. Он посвятил жизнь борьбе против них, он гневно разоблачал их в своих бессмертных произведениях, он готовил войска к освободительной войне в мировом масштабе. В то же самое время он выпрашивал у этих вампиров денежки на пропитание родственнице.
Дыбенко залил Россию кровью ради того, чтобы всем хорошо жилось, а дошел до того, что, являясь наркомом, командующим округом, заместителем наркома, не мог (или не хотел) сам помочь своей сестре.
Да забрать её из капиталистического ада в наш процветающий рай, и дело с концом!

5

Теперь представим себя американскими разведчиками и на просьбу о предоставлении пособия бедной сестре посмотрим проницательным разведывательным взглядом.
Самое трудное в агентурной разведке — найти человека, который имеет доступ к секретам. Мимо тебя народ толпами валит, а кто из них к секретам допущен?
В данном случае такой вопрос не возникал. Если бы мы были американскими разведчиками, а перед нами стоял командующий войсками Ленинградского военного округа командарм 2-го ранга Дыбенко, то главная трудность отпадала: уж он-то доступ имеет.
Но как обратиться к нему, если он проносится мимо в длинной черной машине в окружении телохранителей?
Если живет в спецквартире спецдома?
Если проводит свой командирский досуг на спецдачах?
Если ест и пьет в спецресторанах?
Если магазинов не посещает и ему все на дом доставляют? (А если и посещает, то спецмагазины.)
И где его поймать, если восстанавливает он свое революционное здоровье в спецсанаториях? Если путешествует в спецпоезде? Если рыбку ловит в спецводоемах, а оленей стреляет в спецзаповедниках?
Если он всегда под охраной?
Случай представился: американская военная делегация встретилась с товарищем Дыбенко. Контакт есть. Но как разведчику (если он затесался в состав делегации) в ходе официальных переговоров перескочить на темы личные?
Как выведать у красного командира его наклонности, интересы и увлечения?
Если мы ловим белочку, то ей надо насыпать орешков, птичке — зернышек, мартышке подвесим банан на веревочке.
Задача разведчика в том, чтобы выведать, кому какую наживку подсунуть: филателисту — марочку необыкновенную; нумизмату — стертый пятак. А как узнать, что товарищу Дыбенко требуется?
И тут проблем не возникло: он сам рассказал. Он сам капиталистическим делегатам объявил: денежки требуются американские. Шелестелки. Зелененькие. Долларцы. Баксы!
Вербуя, надо так наживку подсунуть, чтобы не обидеть, не спугнуть, на подозрения не навести. Ведь если глупый лещ своим рыбьим мозгом сообразит, что с червяком можно крюк заглотить, так ведь не возьмет же он червяка.
А с товарищем Дыбенко и тут не было проблем. Он не только сам рассказал, на какую наживку его ловить надо — он сам заявил, что возьмет любую наживку. И не надо с ним осторожности проявлять, не надо бояться обидеть. Он сам просит: дайте!
То-то генералы американские удивлялись: герой революции, ленинский нарком, командующий Ленинградским округом, а сестричке сам помочь не может.
Сто тысяч процентов гарантии — американцы такой возможностью для вербовки не воспользовались.
Эх, моего бы замрезидента, Младшего лидера, в ту ситуацию, виртуоза добывающего.
Вербанул бы легким рывком. Прямо в том же кабинете. Прямо в присутствии охраны и переводчиков. Вербанул бы так, как хороший карманник толстый лопатник из внутреннего кармана уводит — нежным касанием.
Никто бы той вербовки и не усек. Включая и самого вербуемого. Уж потом бы трепыхался, крюк заглотив.

6

Не в том дело, был командарм Дыбенко американским шпионом или не был. А в том, что Дыбенко созрел полностью как объект вербовки. И перезрел. Его мог вербовать любой иностранец, нечаянно вступивший с ним в контакт.
За финансовой помощью сестре бедного революционера открывается бездна.
В октябре 1917 года до власти дорвалось быдло. «Великие стратеги» вроде Дыбенко понятия о чести не имели. У них не было ни революционной, ни классовой, ни пролетарской, ни национальной гордости ни на грош, ни на фунт, ни на доллар.
Таким ничего не стоило обратиться к противнику с унизительной просьбой. И обращались. И приставали к каждому иностранцу: достань то, достань это.
А просить нельзя. Проситель раскрывается самой слабой своей стороной. Проситель высокого ранга, имеющий доступ к государственным секретам, — настоящая находка для шпиона.
А почти все наши вожди средней руки превратились в просителей. Свою экономику устроили так, что ничего хорошего, кроме танков и самолетов, она не выпускала, совести у них не было, и они просили у иностранцев туфли жене и еще кому-то…
Есть правило железное: не верь, не бойся, не проси! Но не знали наши стратеги принципов и правил.
А Сталин готовил страну и армию к войне. И следовало всему руководящему быдлу толково и понятно разъяснить, что подобное поведение будет расцениваться как шпионаж. С соответствующими последствиями.
Товарищ Сталин на примере Дыбенко и других просителей показал высшему командному составу, что так делать нехорошо. И все товарища Сталина поняли.
Результат очищения: Сталин истребил не только шпионов и потенциальных шпионов в среде высшего военного руководства, но и так пресек несанкционированные личные контакты, что Советский Союз стал самой трудной страной для работы вражеских разведок.

7

Таких, как Дыбенко, у нас впереди целая ватага.
Но был один, который Павлу Дыбенко приходился почти близнецом. Его псевдоним – Раскольников.
Дыбенко и Раскольников вместе прошли Центробалт, они вдвоем зверствовали в Кронштадте и Гельсингфорсе. Они поднялись на головокружительную высоту, оба имели блистательных жен и были женами брошены, не удержавшись на высотах.
«Литературная газета» (25 марта 1992 г.) так описывает Раскольникова:
«Незадачливый литератор, избравший себе в качестве партийной клички фамилию пресловутого героя Достоевского, предводитель осатаневших от вседозволенности революционных матросов и безукоризненный исполнитель тайных ленинских поручений, Раскольников был «человеком идеи» и солдатом партии. Не склонный ни к юмору, ни к рефлексии, он в любое дело вносил истовость фанатика и был готов без раздумий возглавлять отряд моряков, грабящих дома духовенства, и лично обыскивать редакцию презираемой большевиками «либерально-профессорской» газеты «Русские ведомости», разогнать Учредительное собрание и затопить Черноморский флот в Новороссийске, командовать Балтийским флотом, руководить журналом, издательством и, наконец, искусством вообще…»
Сталин знал, куда кого ставить.
Командовавшего флотом Раскольникова — руководить искусством.
Чекиста Фриновского — командовать флотами.
Это не только сталинский юмор, но испытание.
Готовность руководить чем угодно, лишь бы руководить, выдавала неистребимую тягу к власти. Сталин выискивал самых беспринципных, самых жадных до власти, и стрелял их.
Нет бы чекисту Фриновскому отказаться: никогда на корабле не бывал, не потяну.
Так нет же, ухватился Фриновский за кресло, под себя должность греб. И тогда через три месяца товарищ Сталин сказал: уж очень высоко тебя занесло, не справляешься.
И Дыбенко из той же породы: кем угодно, лишь бы командовать.
Потому товарищ Сталин Дыбенке дал еще одно испытание. Такое же, как и Фриновскому, только в противоположном направлении. Чекиста Фриновского — флотом командовать, а первого военно-морского наркома Дыбенко — лесоповалом. Зэками править.
И холуй Дыбенко зубами на лету поймал брошенную барином должность: хоть куда, хоть лагерями править, хоть народ расстреливать, лишь бы должность повыше.
Он начинал бандитом, а кончил конвоиром. Он мнил себя мятежником, а умер вертухаем.

***

Говорят, что если бы Дыбенко дожил до 1941 года, то уж он бы, обладая незаурядным талантом стратега и командуя войсками Ленинградского военного округа, остановил бы 4-ю немецкую танковую армию генерал-полковника Гёпнера под Псковом и Нарвой.
Спорить с такими утверждениями не буду. Во всяком случае, опыт боев в тех местах у Дыбенки был. Места знакомые.

Фото: Дыбенко и батько Махно.