don_katalan (
don_katalan) wrote2025-06-04 09:58 am
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
тутченко 13
Benedict Venediktov
13.
Одной из первых явилась Лида. Ее привёз на своей Тойоте кавалер. Она его представила как Глеб. Писатель. Ангелина, ответила: «помню-помню, виделись на презентации книги».
Глеб был солидным, и в смысле возраста, и фигуры, полноватым мужчиной лет шестидесяти. Колючие глаза – два буравчика, которые можно использовать вместо штопора для откупорки портвейна. Вокруг рта и на щеках - небольшая борода. Волосы на голове подстриженные по-военному, ёжиком, чуть кучерявились. В них было много седины, присталой возрасту.
Одет известный писатель был неряшливо: обвисший темный свитер и грязноватые джинсы. Словно он собрался не на праздник в гости к незнакомым людям, а в гараж прибухнуть в компании с разводным ключом. Он густо пах мужским одеколоном, из под которого робко выпархивал слабый сивушный запашок. Видно было, что писатель начал отмечать Новый Год еще с утра. «Богема» - подумала Ангелина.
В отличии от своего кавалера, Лида к своему наряду отнеслась с выдумкой. На ней был черный костюм-тройка, бархатные брючки до колен, ниже чёрные ажурные чулочки, белая рубашка с жабо выглядывала из под жилетки, изящные ступни скрывали туфли с золотистыми пряжками. Девочка паж. В новогоднюю ночь Лиде хотелось походить на Зинаиду Гиппиус. Ей хотелось эпатировать и декадентствовать. Быть настоящей подругой знаменитого писателя.
Войдя в квартиру Глеб протянул хозяйке бутылку виски Джемисон и коробку конфет "Курочка ряба".
- Оо, у нас с этим всё в порядке, купила много водки, в том числе дорогой. – сказала Ангелина. - Несите это богатство в зал, к столу.
- Глеб пьет только импортное виски, - пояснила Лида. – В сфере спиртного он не признает патриотизма. У него такая фишка. Употребляет исключительно заграничное, боится отравиться нашим суррогатом. У него была неприятная история на эту тему. И не одна. Еле откачали… так что, как-то так…Тебе помочь с приготовлением салатов?
- Да.
Подруги проследовали на кухню, а Глеб с виски и конфетами в зал. Там, поморщившись от вида куклы, он расположился спиной к ней.
- Как же он будет с нами выпивать, он же за рулём? – когда подруги осталась вдвоем, осторожно спросила Ангелина.
- Не переживай, его каждая собака в Луганске знает. У него все дэпэсники друзья. Потихоньку доедем как-нибудь, не впервой.
- Как вы, вообще? – спросила Ангелина. – Ты за ним как за каменной стеной?
- Ох, каждая несчастливая семья несчастна по-своем, - попробовала отшутиться Лида.
- Сильно бухает? – сочувственно спросила Ангелина. Уклончивый ответ подруги ее не удовлетворил, хотелось подробностей.
- Не только. Это он с виду такой - Карлсон, мужчина, в полном расцвете сил. Конь под навесом: сыт, пьян и нос в табаке. А на самом деле - сплошная труха, - сказала Лида. - Оно то конечно так. Он мужчина видный. Местная знаменитость. Но тут, понимаешь, есть одна тонкость. Точнее две. Во-первых, он то женат, то нет, причем не на мне, а во-вторых почти импотент. Так что... Отношения у нас сложные. Местами очень запутанные. А хочется простоты и романтики.
- А ты ему попробуй давать Виагру, - сказала Ангелина.
- Ох, - опять тяжело вздохнула Лида. Ему чтобы кончить одной Виагры мало. Потом расскажу.
Едва Глеб в одиночестве удобно расположился за столом и принял рюмку виски, для согрева, бодрости, пришел Юрка. Какой же праздник без него?! Его сопровождала новая пассия. Она представилась Викой, и тоже пошла на кухню помогать хозяйке. В это время у Тутченко случился запор и он засел в туалете.
Юрка, заранее узнав от кореша, что к ним в гости на новый год придет известный писатель, захватил свою рукопись. Он давно писал о войне, о своих отношениях с женщинами, о сложном международном положении, за свою жизнь. Считал её поучительной. Он хотел, чтобы известный писатель высказал свое суждение, а лучше помог напечатать. Можно и бесплатно. Ему гонораров особых не надо. И так государство хорошо о нем заботиться пока он воюет.
Когда знаменитость выпила еще одну рюмку, и жестом предложила вошедшему в зал Юрке стопарик, тот радостно подкатил к нему со своим романом.
- Меня зовут Юрий, представился он - лучший друг Тутченко. Военнослужащий. До войны работал учителем.
- Глеб, - коротко, чуть насмешливо ответил мужчина. – Писатель. И до войны тоже был писателем.
Они крепко пожали друг другу руки. Выпили. Не закусывая - по русской традиции. Юрка крякнул от удовольствия. Хорошо пошло.
Глеб скучающе посмотрел на Юрку, на пачку исписанной бумаги.
- Я тут книгу написал. Хотел бы узнать ваше мнение. Прочитаете? – сказал Юрка и протянул рукопись.
- Всю? - писатель сумрачно глянул на него.
- А как же иначе вы узнаете чем все кончилось? – ответил Юрка.
«Э», - тяжело вздохнул Глеб. Он аккуратно, одним пальцем притронулся к листам. «А почему не в электронном виде? Вы бы файлик мне на электронный адрес сбросили?» - «Я по старинке, - сказал Юрка. - Электроника убивает душу произведения. Да и сидя в окопе, нам не позволяют пользоваться электронными приблудами. Врага можно привлечь. А вот на бумаге, при свечке, - самое то".
Глеб, еще раз тяжело вздохнул, взял рукопись - положил на левую ладошку; словно взвешивая, тоскливым голосом сказал: "Нынче книги пишут всяко: хорошо и плохо, умело и не очень. Но почти все их роднит одно: плохие читать не нужно, хорошие — можно не читать. А ваша какая?»
Юрка растерялся от сложного философского вопроса. Он чувствовал в нем какую-то подковырку. Увиливает, шельма, подума он. «Всякая, - сказал он. - Но, думаю, по большей части хорошая. В смысле, как надо».
«Кому надо?» - «Молодежи, мне, вам, всем. Это роман эпоха. Как «война и мир». Читали?»
Глеб, изобразив напряжение на лиц, словно толкал штангу на рекорд, открыл рукопись где-то на середине. Пробежал глазами по странице, перевернул, еще пару минут поразглядывал буквы на следующей и…захлопнул.
«Что касается ваших писаний, то… как тебе сказать? Мило, талантливо… но… после Толстого или Золя, знаешь ли, не захочешь их читать. Но вы не отчаивайтесь кто-нибудь когда-нибудь что-то может и напечатает. А может и нет. Но не это главное. Главное - удовольствие от самого процесса творчества. Важен подъем духа у художника. Ведь вы художник? У вас бывает подъем духа?»
Глеб больше не хотел видеть это нудное сочинение, годящееся только на растопку печи. Ему нестерпимо захотелось убрать эту пакость с глаз долой. Безопаснее всего за спину. Чтобы Юрка не смог ее опять достать и всучить. Он к ней испытывал чувство неприязни.
Глеб обернулся назад. Там стоял старинный ломберный столик, за которым с другой стороны сидела кукла. Столик был выполнен из красного дерева; изумительной красоты столешница была декорирована орнаментом со сказочными цветами и листьями. Ножки - кабриоли с S-образным двойным изгибом, повторяющим ноги копытных млекопитающих. На секунду, задержав взгляд на красивой вещи, Глеб небрежно обронил рукопись на крышку.
Юрка проводил глазами ее. Рукопись. Часть его израненной души. То чем он жил последние годы. Не спал. Тихо страдал. Исписал сотню карандашей.
«Я ведь не настаиваю на большом гонораре. Главное, чтобы люди услышали», - сказал Юрка. «Так я ведь не издатель, - печально ответил Глеб. – У меня нет печатных станков. Ты, знаешь что приходи к нам в союз писателей с этим на следующей месяц, а лучше через две, когда все праздники кончатся – он брезгливо кивнул на рукопись. - А лучше переведи её в электронный вид. С флешечкой. В приемные часы. Посмотрим чем можно помочь. - И, подчеркивая, что разговор закончен, встал и сказал: - пойду на кухню, посмотрю как там идут дела». Ему навстречу с кухни шла Вика, она несла на подносе тарелку с жареной рыбой. Она издалека улыбнулась Юрке. «Как вы тут, не скучаете?» - «не скучаем».
На кухне, оставшись вдвоем, Ангелина с Лидой, меж нарезкой оливье и селедкой в шубе, продолжили говорить, о наболевшем, девичьем. «У Глеба не только проблема физическая, хотя и это, но и с психикой ту-ту. Ему пионерок подавай». Ангелина хохотнула: «так надень пионерский галстук, тебе что жалко?» – «Надевала. С блузкой и без. Ему девочек юных хочется».
Ангелина вдруг сильно ударила супницей по столу. Лида удивлённо глянула на подругу и прочитала в её глазах ужас. Ангелина еле-еле качнула головой, за спину Лиды, в сторону двери. Лида оглянулась. Там стоял Глеб. Как долго он слушал их разговор и что успел услышать, осталось неизвестно. Но, как видно, достаточно чтобы его мужское самолюбие взыграло. Обычно немногословный, он разразился длинной речью, похожей на эпитафию их отношениям.
Щедрость звуков не обрадовала Лиду. Глеб громко выругался, назвал Лиду одним очень нехорошим русским словом, начинающимся на «б» и мгновенно, схватив куртку с ботинками, с невероятной прытью для столь большого тела, выскочил за дверь. Прямо в белых тапочках. Лида, не так спешно, она накинула пальто и переобулась, устремилась за ним.
Ангелина подошла к окну. Закурила. Меланхолично посмотрела в темноту на огоньки квартир соседних домов. Роняя пепел сигареты в открытую форточку, улыбнулась. Шкандаль. Прям как дети. Смехота.
Сначала из подъезда выскочил Глеб. Он сел в машину и медленно поехал по дорожке, мимо искусственной ёлки, стоявшей на детской площадке, мимо карусели. Через несколько минут вылетела Лида. Она, что-то крича, побежала следом за машиной. Глеб, кажется, отвечал.
Машина ехала ровно с такой скоростью, чтобы Лида не могла ее догнать, но и не теряла на это надежды. Так рыбак водит удочку с наживкой перед карасем в пруду.
«Влюбленные» совершили полный круг почета по двору, (он ехал, она бежала) мимо каре зданий: после чего, на очередном повороте, Тойота вдруг дала газу и нырнув под арку на улицу, исчезла. Лида, выбившись из сил, остановилась; несколько минут смотрела ей вслед, потом сделала мужской жест, ударив одной рукой по сгибу другой, в результате чего рука взметнулась вверх. Еще постояла минутку и медленно покачиваясь, пошла к подъезду.
Ангелина потушила сигарету, включила телевизор с танцевальной передачей погромче и вернулась к нарезке салата. Из зала доносились голоса Юрки и Вики.
Через несколько мгновений появилась Лида. Войдя на кухню, она бесцветным голосом сказала Ангелине: «уехал, импотент грёбаный, машины ездят быстрее чем я бегаю. Весь праздник обосрал. Писателешко». Из сумочки она достала пистолет.
- Ты что, стреляться будешь, - ахнула Ангелина. – На Новый Год?! Прямо здесь?!!
- Нет, в туалет выйду… Еще чего. Это зажигалка. – хмуро ответила Лида. Глебу ее на зоне друзья зеки, поклонники таланта, сделали. Хоть и выглядит один в один.
Лида взяла сигарету и щёлкнув пистолетом, глубоко затянулась. – Глебу, чтобы кончить, во время секса, надо приставить пистолет к моему виску. Боевой, я бы не позволила в себя направить. Вот он мне эту игрушку и подарил. Чтобы всегда при мне был. Я его теперь постоянно с собой таскаю в сумочке. От хулиганов им можно отбиться. Никто не догадается, что пистолет не настоящий… У нас с ним всё такое. Чувства, секс, а, пустое...
Юрка был человек шершавый и обидчивый, поэтому когда он узнал, что Глеб ушел, оставив после себя едва початую бутылку виски, очень обрадовался. Ну и хер с ним дураком, много он понимает в литературе реализма. Фантаст недоделанный. Бутылку-трофей, как и рукопись, брошенную на столик, Юрка спрятал в сумку. Его окопная правда еще понадобится для воспитания подрастающего поколения. Он ещё прогремит.
13.
Одной из первых явилась Лида. Ее привёз на своей Тойоте кавалер. Она его представила как Глеб. Писатель. Ангелина, ответила: «помню-помню, виделись на презентации книги».
Глеб был солидным, и в смысле возраста, и фигуры, полноватым мужчиной лет шестидесяти. Колючие глаза – два буравчика, которые можно использовать вместо штопора для откупорки портвейна. Вокруг рта и на щеках - небольшая борода. Волосы на голове подстриженные по-военному, ёжиком, чуть кучерявились. В них было много седины, присталой возрасту.
Одет известный писатель был неряшливо: обвисший темный свитер и грязноватые джинсы. Словно он собрался не на праздник в гости к незнакомым людям, а в гараж прибухнуть в компании с разводным ключом. Он густо пах мужским одеколоном, из под которого робко выпархивал слабый сивушный запашок. Видно было, что писатель начал отмечать Новый Год еще с утра. «Богема» - подумала Ангелина.
В отличии от своего кавалера, Лида к своему наряду отнеслась с выдумкой. На ней был черный костюм-тройка, бархатные брючки до колен, ниже чёрные ажурные чулочки, белая рубашка с жабо выглядывала из под жилетки, изящные ступни скрывали туфли с золотистыми пряжками. Девочка паж. В новогоднюю ночь Лиде хотелось походить на Зинаиду Гиппиус. Ей хотелось эпатировать и декадентствовать. Быть настоящей подругой знаменитого писателя.
Войдя в квартиру Глеб протянул хозяйке бутылку виски Джемисон и коробку конфет "Курочка ряба".
- Оо, у нас с этим всё в порядке, купила много водки, в том числе дорогой. – сказала Ангелина. - Несите это богатство в зал, к столу.
- Глеб пьет только импортное виски, - пояснила Лида. – В сфере спиртного он не признает патриотизма. У него такая фишка. Употребляет исключительно заграничное, боится отравиться нашим суррогатом. У него была неприятная история на эту тему. И не одна. Еле откачали… так что, как-то так…Тебе помочь с приготовлением салатов?
- Да.
Подруги проследовали на кухню, а Глеб с виски и конфетами в зал. Там, поморщившись от вида куклы, он расположился спиной к ней.
- Как же он будет с нами выпивать, он же за рулём? – когда подруги осталась вдвоем, осторожно спросила Ангелина.
- Не переживай, его каждая собака в Луганске знает. У него все дэпэсники друзья. Потихоньку доедем как-нибудь, не впервой.
- Как вы, вообще? – спросила Ангелина. – Ты за ним как за каменной стеной?
- Ох, каждая несчастливая семья несчастна по-своем, - попробовала отшутиться Лида.
- Сильно бухает? – сочувственно спросила Ангелина. Уклончивый ответ подруги ее не удовлетворил, хотелось подробностей.
- Не только. Это он с виду такой - Карлсон, мужчина, в полном расцвете сил. Конь под навесом: сыт, пьян и нос в табаке. А на самом деле - сплошная труха, - сказала Лида. - Оно то конечно так. Он мужчина видный. Местная знаменитость. Но тут, понимаешь, есть одна тонкость. Точнее две. Во-первых, он то женат, то нет, причем не на мне, а во-вторых почти импотент. Так что... Отношения у нас сложные. Местами очень запутанные. А хочется простоты и романтики.
- А ты ему попробуй давать Виагру, - сказала Ангелина.
- Ох, - опять тяжело вздохнула Лида. Ему чтобы кончить одной Виагры мало. Потом расскажу.
Едва Глеб в одиночестве удобно расположился за столом и принял рюмку виски, для согрева, бодрости, пришел Юрка. Какой же праздник без него?! Его сопровождала новая пассия. Она представилась Викой, и тоже пошла на кухню помогать хозяйке. В это время у Тутченко случился запор и он засел в туалете.
Юрка, заранее узнав от кореша, что к ним в гости на новый год придет известный писатель, захватил свою рукопись. Он давно писал о войне, о своих отношениях с женщинами, о сложном международном положении, за свою жизнь. Считал её поучительной. Он хотел, чтобы известный писатель высказал свое суждение, а лучше помог напечатать. Можно и бесплатно. Ему гонораров особых не надо. И так государство хорошо о нем заботиться пока он воюет.
Когда знаменитость выпила еще одну рюмку, и жестом предложила вошедшему в зал Юрке стопарик, тот радостно подкатил к нему со своим романом.
- Меня зовут Юрий, представился он - лучший друг Тутченко. Военнослужащий. До войны работал учителем.
- Глеб, - коротко, чуть насмешливо ответил мужчина. – Писатель. И до войны тоже был писателем.
Они крепко пожали друг другу руки. Выпили. Не закусывая - по русской традиции. Юрка крякнул от удовольствия. Хорошо пошло.
Глеб скучающе посмотрел на Юрку, на пачку исписанной бумаги.
- Я тут книгу написал. Хотел бы узнать ваше мнение. Прочитаете? – сказал Юрка и протянул рукопись.
- Всю? - писатель сумрачно глянул на него.
- А как же иначе вы узнаете чем все кончилось? – ответил Юрка.
«Э», - тяжело вздохнул Глеб. Он аккуратно, одним пальцем притронулся к листам. «А почему не в электронном виде? Вы бы файлик мне на электронный адрес сбросили?» - «Я по старинке, - сказал Юрка. - Электроника убивает душу произведения. Да и сидя в окопе, нам не позволяют пользоваться электронными приблудами. Врага можно привлечь. А вот на бумаге, при свечке, - самое то".
Глеб, еще раз тяжело вздохнул, взял рукопись - положил на левую ладошку; словно взвешивая, тоскливым голосом сказал: "Нынче книги пишут всяко: хорошо и плохо, умело и не очень. Но почти все их роднит одно: плохие читать не нужно, хорошие — можно не читать. А ваша какая?»
Юрка растерялся от сложного философского вопроса. Он чувствовал в нем какую-то подковырку. Увиливает, шельма, подума он. «Всякая, - сказал он. - Но, думаю, по большей части хорошая. В смысле, как надо».
«Кому надо?» - «Молодежи, мне, вам, всем. Это роман эпоха. Как «война и мир». Читали?»
Глеб, изобразив напряжение на лиц, словно толкал штангу на рекорд, открыл рукопись где-то на середине. Пробежал глазами по странице, перевернул, еще пару минут поразглядывал буквы на следующей и…захлопнул.
«Что касается ваших писаний, то… как тебе сказать? Мило, талантливо… но… после Толстого или Золя, знаешь ли, не захочешь их читать. Но вы не отчаивайтесь кто-нибудь когда-нибудь что-то может и напечатает. А может и нет. Но не это главное. Главное - удовольствие от самого процесса творчества. Важен подъем духа у художника. Ведь вы художник? У вас бывает подъем духа?»
Глеб больше не хотел видеть это нудное сочинение, годящееся только на растопку печи. Ему нестерпимо захотелось убрать эту пакость с глаз долой. Безопаснее всего за спину. Чтобы Юрка не смог ее опять достать и всучить. Он к ней испытывал чувство неприязни.
Глеб обернулся назад. Там стоял старинный ломберный столик, за которым с другой стороны сидела кукла. Столик был выполнен из красного дерева; изумительной красоты столешница была декорирована орнаментом со сказочными цветами и листьями. Ножки - кабриоли с S-образным двойным изгибом, повторяющим ноги копытных млекопитающих. На секунду, задержав взгляд на красивой вещи, Глеб небрежно обронил рукопись на крышку.
Юрка проводил глазами ее. Рукопись. Часть его израненной души. То чем он жил последние годы. Не спал. Тихо страдал. Исписал сотню карандашей.
«Я ведь не настаиваю на большом гонораре. Главное, чтобы люди услышали», - сказал Юрка. «Так я ведь не издатель, - печально ответил Глеб. – У меня нет печатных станков. Ты, знаешь что приходи к нам в союз писателей с этим на следующей месяц, а лучше через две, когда все праздники кончатся – он брезгливо кивнул на рукопись. - А лучше переведи её в электронный вид. С флешечкой. В приемные часы. Посмотрим чем можно помочь. - И, подчеркивая, что разговор закончен, встал и сказал: - пойду на кухню, посмотрю как там идут дела». Ему навстречу с кухни шла Вика, она несла на подносе тарелку с жареной рыбой. Она издалека улыбнулась Юрке. «Как вы тут, не скучаете?» - «не скучаем».
На кухне, оставшись вдвоем, Ангелина с Лидой, меж нарезкой оливье и селедкой в шубе, продолжили говорить, о наболевшем, девичьем. «У Глеба не только проблема физическая, хотя и это, но и с психикой ту-ту. Ему пионерок подавай». Ангелина хохотнула: «так надень пионерский галстук, тебе что жалко?» – «Надевала. С блузкой и без. Ему девочек юных хочется».
Ангелина вдруг сильно ударила супницей по столу. Лида удивлённо глянула на подругу и прочитала в её глазах ужас. Ангелина еле-еле качнула головой, за спину Лиды, в сторону двери. Лида оглянулась. Там стоял Глеб. Как долго он слушал их разговор и что успел услышать, осталось неизвестно. Но, как видно, достаточно чтобы его мужское самолюбие взыграло. Обычно немногословный, он разразился длинной речью, похожей на эпитафию их отношениям.
Щедрость звуков не обрадовала Лиду. Глеб громко выругался, назвал Лиду одним очень нехорошим русским словом, начинающимся на «б» и мгновенно, схватив куртку с ботинками, с невероятной прытью для столь большого тела, выскочил за дверь. Прямо в белых тапочках. Лида, не так спешно, она накинула пальто и переобулась, устремилась за ним.
Ангелина подошла к окну. Закурила. Меланхолично посмотрела в темноту на огоньки квартир соседних домов. Роняя пепел сигареты в открытую форточку, улыбнулась. Шкандаль. Прям как дети. Смехота.
Сначала из подъезда выскочил Глеб. Он сел в машину и медленно поехал по дорожке, мимо искусственной ёлки, стоявшей на детской площадке, мимо карусели. Через несколько минут вылетела Лида. Она, что-то крича, побежала следом за машиной. Глеб, кажется, отвечал.
Машина ехала ровно с такой скоростью, чтобы Лида не могла ее догнать, но и не теряла на это надежды. Так рыбак водит удочку с наживкой перед карасем в пруду.
«Влюбленные» совершили полный круг почета по двору, (он ехал, она бежала) мимо каре зданий: после чего, на очередном повороте, Тойота вдруг дала газу и нырнув под арку на улицу, исчезла. Лида, выбившись из сил, остановилась; несколько минут смотрела ей вслед, потом сделала мужской жест, ударив одной рукой по сгибу другой, в результате чего рука взметнулась вверх. Еще постояла минутку и медленно покачиваясь, пошла к подъезду.
Ангелина потушила сигарету, включила телевизор с танцевальной передачей погромче и вернулась к нарезке салата. Из зала доносились голоса Юрки и Вики.
Через несколько мгновений появилась Лида. Войдя на кухню, она бесцветным голосом сказала Ангелине: «уехал, импотент грёбаный, машины ездят быстрее чем я бегаю. Весь праздник обосрал. Писателешко». Из сумочки она достала пистолет.
- Ты что, стреляться будешь, - ахнула Ангелина. – На Новый Год?! Прямо здесь?!!
- Нет, в туалет выйду… Еще чего. Это зажигалка. – хмуро ответила Лида. Глебу ее на зоне друзья зеки, поклонники таланта, сделали. Хоть и выглядит один в один.
Лида взяла сигарету и щёлкнув пистолетом, глубоко затянулась. – Глебу, чтобы кончить, во время секса, надо приставить пистолет к моему виску. Боевой, я бы не позволила в себя направить. Вот он мне эту игрушку и подарил. Чтобы всегда при мне был. Я его теперь постоянно с собой таскаю в сумочке. От хулиганов им можно отбиться. Никто не догадается, что пистолет не настоящий… У нас с ним всё такое. Чувства, секс, а, пустое...
Юрка был человек шершавый и обидчивый, поэтому когда он узнал, что Глеб ушел, оставив после себя едва початую бутылку виски, очень обрадовался. Ну и хер с ним дураком, много он понимает в литературе реализма. Фантаст недоделанный. Бутылку-трофей, как и рукопись, брошенную на столик, Юрка спрятал в сумку. Его окопная правда еще понадобится для воспитания подрастающего поколения. Он ещё прогремит.